По странам и страницам: в мире говорящих книг. Обзор аудиокниг - Дмитрий Александрович Померанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оба этих произведения (как и еще несколько повестей Виктора Курочкина) в превосходном исполнении Вячеслава Герасимова (студия «Логос») можно найти практически на любом ресурсе, представляющем аудиокниги.
Кроме того, повесть «На войне как на войне» имеется еще в трех вариантах. Во-первых, в исполнении Николая Козия – в составе одноименного авторского сборника (запись Республиканского дома звукозаписи и печати Украинского общества слепых 1985 года). Во-вторых, в исполнении заслуженного артиста России Евгения Баранова (запись «Радио России», 2008). И наконец, в-третьих, в виде прекрасного радиоспектакля «Радио Культура» 2012 года – практически полностью воспроизводящего текст повести.
«Товарищи офицеры» в другом варианте также имеются – в исполнении Валерия Стельмащука. В каком порядке читать эти книги – решайте сами. Я бы посоветовал придерживаться хронологии написания и начать с повести. Почему – поймете, когда прочитаете.
И последнее. Хочу обратить ваше внимание на то, что концовка фильма и финал его литературного первоисточника имеют одно весьма существенное различие, но вот какое именно – не скажу. Предлагаю самим прочитать книгу, посмотреть экранизацию и сравнить.
А счастье было так возможно…
Элис Манро. Слишком много счастья / Перев. с англ. Андрея Степанова. – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2014
Когда в 2013 году Нобелевская премия по литературе была присуждена канадской новеллистке Элис Манро, читающая публика в нашей стране замерла в недоумении. Ну, если уж вышла у шведских академиков такая разнарядка присудить свою награду непременно женщине и обязательно из Страны кленовых листьев, то почему бы им было не отметить, скажем, Маргарет Этвуд, уже увенчанную к тому моменту премией Букеровской и весьма хорошо в России читаемую и почитаемую? Нет, нашли какую-то Манро, у нас практически неизвестную. А когда российский читатель узнал, что западные критики величают писательницу «Чеховым в юбке» или даже «канадским Чеховым», возмущению не было предела. Ну, Антон Палыч в нехарактерном (если не считать шотландцев) для мужчин прикиде – еще куда ни шло. Сейчас эта гендерная неопределенность даже в тренде. По случаю сразу вспоминается спектакль «Служанки» недавно почившего в бозе режиссера Романа Виктюка. Но «канадский»? Это уже совсем ни в какие ворота не лезет! Наш Антон Павлович, наш! Чеховнаш, если угодно! И никаких заокеанских поползновений, аналогий и притязаний не потерпим и не простим! Словом, с творчеством автора надо было срочно знакомиться. «Канадский Чехов» – это даже меня как-то задело. Начать решил со сборника с жизнеутверждающим названием «Слишком много счастья».
И первый же рассказ – «Измерения» – сразил меня чисто по-кортасаровски – нокаутом. Хотя ничто вроде бы не предвещало. Да, беспроигрышная тема: детоубийство никого не оставит равнодушным, и финал вполне себе актуален, хотя и предсказуем – жить как-то надо, жизнь продолжается и т. д. Но вот то, как автор эту тему и этот сюжет в итоге развернула. Взаимоотношения убитой горем матери и убийцы ее детей. Неожиданное спасение там, где ничего, кроме отчаянья и смерти, уже не было и быть не могло. Читая «Измерения», вспомнил все того же Кортасара. Точнее, его рассказ «Лента Мебиуса». Как сообщающиеся сосуды, внешняя и внутренняя поверхности плавно перетекают одна в другую и обратно. Жизнь обрывается в смерть, смерть порождает жизнь и т. д. У Манро никакой фантастики и тем более эзотерики нет. Все предельно ясно. Однако магическая формула великого хронопа сработала и здесь. И жуткая, немыслимая трагедия стала притчей, помогающей осмыслить бытие. И принять – как данность или дар – небытие.
Кто сказал, что новелла – не эпический жанр? Каждый рассказ Манро – не просто отрезок времени, выхваченный из контекста человеческой жизни, но вся эта жизнь целиком и еще много больше – то, что было до, то, что будет после, весь окружающий мир. Как, каким образом можно так писать? Как в десяток-другой страниц можно втиснуть то, на что у других уходят сотни листов, да еще и так, чтобы никакой тесноты не ощущалось? Великое – в малом. Рассказы Манро – будто капли воды, в каждой из которых отражается Вселенная. Читая эту книгу, чувствовал, что, подобно герою Кафки, превращаюсь в насекомое, и мои фасеточные глаза позволяют мне чудесным образом видеть все и сразу.
Счастье и впрямь будто расплескано по этим страницам. При том, что ситуации, в которых оказываются герои, простыми ну никак не назовешь.
История краха одной семьи, истинной жертвой которого оказался вовсе не тот, кто себя таковой воображал, превращается в рассуждение о сути писательского творчества («Вымысел»). Чересчур самостоятельный малыш однажды забредает так далеко от дома, что обратной дороги – даже в облике блудного сына – у него нет и быть не может («Глубокие скважины»). Ворвавшийся в дом к пожилой умирающей от рака женщине убийца-психопат неожиданно для себя сам превращается в жертву… розыгрыша («Свободные радикалы»). Единственная ошибка чуткого материнского сердца навсегда изменяет судьбу ее возлюбленного чада, которое – о нет – не становится от этого более несчастным, однако ведь и счастье счастью – тоже рознь («Лицо»).
Маленькие трагедии – нет, не так – большие, великие трагедии маленьких, самых обыкновенных людей. Уму непостижимо, до чего хрупка и ненадежна эта субстанция – человеческое счастье. Как тонки и невесомы нити, связывающие людей. Как легко – по чьему-нибудь злому умыслу или же просто по неосторожности, стечению обстоятельств – они рвутся!
Чем глубже зарывался в сборник, тем больше изумлялся обилию недовольных отзывов. Ну да, не Чехов. Принцип совершенно иной. Да и глупо было бы. Зачем нам второй Антон Павлович, когда у нас первый есть?
Такое чувство, что мы с коллегами разные книги читали. Как можно впадать в депрессию от чтения этих рассказов? Проза Манро – истинное чудо. Ничего более оптимистического, светлого, жизнеутверждающего, да просто доброго не читал уже не помню как давно.
Заключительная (она же – заглавная) новелла или, скорей, небольшая повесть стала для меня самой большой неожиданностью. Поскольку посвятила ее автор нашей великой соотечественнице – математику Софье Ковалевской. Той самой Софье, к чьей родной сестре – пламенной революционерке, героине Парижской коммуны и сподвижнице Луизы Мишель – Анне Корвин-Круковской безуспешно сватался Федор Михайлович Достоевский. Тем самым как бы протянулась невидимая, но прочная ниточка между Элис Манро и другим литератором-нобелиатом – южноафриканским писателем Джоном Максвеллом Кутзее – автором фантасмагорического романа о Достоевском «Осень в Петербурге». Положительно, эти гении между собой на каком-то ином, недоступном нам, простым смертным, уровне общаются.
И последнее: если уж без ярлыков и аналогий никак нельзя, то канадский – нет, не Чехов – Варлам Шаламов. Так, пожалуй, будет ближе.